Поиск
| № | Поиск | Скачиваний | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Выявляются основные средства репрезентации субъекта в конструкциях с глаголами психической деятельности в хакасском языке, приводится их описание. Дается также смысловая характеристика субъектов при глаголах определенной семантики. Рассматриваются наиболее важные семантические роли субъекта в конструкциях с глаголами психической деятельности в хакасском языке. Наличие и названия этих ролей предопределяются спецификой парадигматики и синтагматики синтаксических конструкций, фиксируемых в рассматриваемом языке. Субъект интеллектуальной деятельности, эмоционального переживания, поведения, восприятия, говорения во всех этих случаях средствами хакасского языка характеризуется как одушевленное лицо, активный деятель, выразитель психического (антропологического) признака. В хакасском языке имя, репрезентирующее субъекта, чаще всего выступает в форме именительного падежа (и часто это имя собственное): Чоохты алыстырарға кирек, – хабын салған Евсейка ‘Надо менять тему разговора, – спохватился Евсейка’. Хотя личные местоимения активно занимают позицию субъекта, но местоимения 1-го и 2-го лица, как единственного, так и множественного числа, имеют обыкновение выпадать из конструкции (лицо выражается в форме глагола). А местоимения 3-го лица часто используются в позиции субъекта во избежание повторяемости имени. Имя субъекта в хакасском языке может быть выражено также местным и направительным падежом. Оолахты школада матап хырысханнар ‘Мальчика сильно ругали в школе’. В обоих этих случаях существуют закономерности смыслового ограничения глаголов по выражаемому действию. Под субъектом, выраженным направительным падежом, могут подразумеваться организации, учреждения: Синi институтсар хығыртчалар ‘Тебя вызывают в институт’. Выводы о форме субъекта и особенностях синтаксических конструкций с именем субъекта при глаголах психической деятельности сформулированы в заключительной части статьи. Ключевые слова: субъект, предложение, глаголы психической деятельности, семантика, сочетаемость | 1418 | ||||
| 2 | В данной статье на примере лексемы уйат «стыд, стыдиться» и его производных рассмотрены, как работают концепты «стыд», «совесть», «стеснительность», «позор» в хакасской языковой картине мира. Установлено, что уйат «стыд, стыдиться» – это понятие, скорее, социально-этическое: активное употребление фразеосочетаний (уйатха сух- «позорить; букв. засунуть в стыд» и уйатха кир- «позорить; букв. ввести в стыд») свидетельствует о том, что ответственность за нарушение субъектом морально-этических норм ложится и на его родственников и близких. В семантику слова уйат включается оттенок понятия «совесть», однако при реализации представляется сложным развести эти два значения. Мы считаем, что такая картина сложилась в виду того, что в хакасской эмоциональной сфере стыд перед обществом превосходит идею индивидуального рационального суждения (совести). Ключевые слова: хакасский язык, концепт, уйат «стыд, стыдиться», лексема, субъект, языковая картина мира | 1586 | ||||
| 3 | Статья посвящена выявлению и структурно-семантическому, функциональному описанию фразеосочетаний со значением отрицательной характеристики человека в хакасском языке, в частности, анализируются фразеосочетания, образованные путем сочетания именного зависимого слова и вспомогательного глагола: имя + сал- «положить» и имя + тут- «держать». Выявлено, что служебные глаголы в составе фразеосочетаний лишь формально являются главным элементом, организующим подчинительную связь с именем. Имя же является стержневым компонентом, предопределяющим категориально-семантическую принадлежность фразеосочетания. Ключевые слова: хакасский язык, фразеосочетание, глагол, субъект, имя, коннотация, экспрессивность, оценка | 1256 | ||||
| 4 | Статья посвящена выявлению и описанию дифференциальных особенностей семантики периферийных глаголов со значением зрительного восприятия. В данную подгруппу мы классифицируем семь хакасских глаголов, выражающих различные стороны зрительного акта, из них четыре глагола имеют лексические соответствия в других тюркских языках. В ходе семантико-когнитивного анализа материала выявляются общие и отличительные особенности этих глаголов. Таким образом, выявлено, что лексические соответствия хакасских глаголов хара- «пристально смотреть; обозревать», пахла- «подсматривать, заглядывать» в других тюркских языках (например, в турецком, азербайджанском, татарском, башкирском, казахском) имеют обширную семантическую структуру и в результате развития многозначности они могут демонстрировать ослабление исходного перцептивного признака в последующих вторичных значениях. Глагол хара- / кара-, помимо перцептивного обозначения, указывает и на другие сферы человеческой деятельности, например, в азербайджанском, каракалпакском языках данный глагол обладает лексико-семантическим вариантом (ЛСВ) «подчиняться». В татарском, башкирском и др. языках данный глагол в силу частотности употребления, принимает на себя модальное значение «попробовать». Проанализированы также семантические составляющие глаголов, характерных (по нашим наблюдениям) для хакасского языка. В сибирских тюркских же языках эти глаголы в своих ЛСВ обычно сохраняют перцептивную сему, только тув.: каракта- и тоф.: қарақта- показывают семантический сдвиг в плане когнитивного соотношения зрительного и ментального процессов. По нашим наблюдениям, характерными для хакасского языка оказались глаголы: хылчаңна-, хайбағын-, маркированные семой «[смотреть], поворачивая голову» и глагол аңды-, актуализирующий признак целенаправленности и концентрации зрительного акта. Ключевые слова: хакасский язык, тюркские языки, глагол, зрительное восприятие, значение | 1079 | ||||
| 5 | В статье анализируется семантическая структура базовых перцептивных глаголов кöр- «смотреть, видеть» и ис- «слушать» в хакасском языке. В частности, выявляются и описываются не отраженные в словарных интерпретациях периферийные компоненты их семантики, которые формируются соотношением грамматических и семантических элементов. Установлено, что рассмотренные базовые перцептивные глаголы хакасского языка представляют периферийную часть концептуализации зрительного и слухового восприятий, которая обладает семантическими, ассоциативными и когнитивными особенностями. Грамматические же показатели уточняют и добавляют определенные оттенки в семантику глагола. Соотношение грамматических и содержательных компонентов в семантической структуре глагола кöр- «смотреть, видеть» систематизируется в синтаксических конструкциях, передающих оценочно-характеризующие высказывания со стороны говорящего (кöрдек анны… «посмотрите-ка на него / на нее…»). Как вводное слово данный глагол формирует конструкции, выражающие опасение, предостережение от негативной ситуации; наказ с оттенком категоричности; угрозу и предупреждение о том, что говорящий готов ответить на нежелательные действия противника. Раскрытие соответствующих грамматических и содержательных форм в структуре глагола ис- «слушать» нами не зафиксировано. Однако значительно реже, чем глагол кöр- «смотреть, видеть», он может вводить конструкцию, описывающую перцептивную ситуацию или факт, являющийся достоверным убеждающим аргументом говорящего в своей правоте. Наиболее часто глаголы кöр- «смотреть, видеть» и ис- «слышать» часто употребляются в форме призывов к зрительному и слуховому восприятию. Таким образом, рассмотренные базовые перцептивные глаголы хакасского языка представляют собой периферийную часть концептуализации зрительного и слухового восприятий, которая обладает семантическими, ассоциативными и когнитивными особенностями. Ключевые слова: хакасский язык, базовые перцептивные глаголы, коммуникативный акт, говорящий, семантика | 976 | ||||
| 6 | Статья посвящена лингвокультурологическому рассмотрению хакасских пословиц и поговорок с целью выявления и описания образа трудолюбивого / ленивого человека в хакасской пословичной картине мира. Материалом для анализа послужили около ста единиц паремий с соответствующей семантикой, собранные автором, в основном, из сборника «Хыйға сöс. Мудрое слово» (2014), также для сравнения привлекаются паремии других народов. Выявлено, что трудолюбивый человек в хакасском языковом сознании — это надёжный, добросовестный, усердный, основательный работник. Он, благодаря своему трудолюбию, обеспечивает питанием себя и свою семью. В паремиях, описывающих труд как источник богатства, обычно присутствует репрезентант чағ «сало». Образ ленивого человека отмечен такими мотивационными признаками, как бестолковость, склонность ко сну, малоподвижный образ жизни, пустая и бесцельная трата времени, проживание и питание за чужой счёт. Однако лентяй в народном сознании не воспринимается совсем как безнадёжный и пропащий человек, о чём свидетельствуют пословицы, предупреждающие о негативных последствиях лени, и имеющие воспитательный характер. При этом отношение хакасов к проявлению лени суровое и бескомпромиссное; нами не зафиксировано ни одной паремии, оправдывающей данный человеческий порок. Отдельный пласт составляют паремии, раскрывающие контрастивные оценочные характеристики двух типов людей — трудолюбивого и ленивого, что позволяет слушающим чётко и ясно воспринимать имплицитные поучительные коды народной мудрости. Считаем, что сложная, полиаспектная система образа трудолюбивого / ленивого человека в хакасском языке обладает хорошим когнитивным и лингвокультурологическим потенциалом и имеет перспективу для будущих исследований. Ключевые слова: образ трудолюбивого / ленивого человека, пословицы и поговорки, народная мудрость, концепт, содержание, хакасский язык | 842 | ||||
| 7 | Статья посвящена выявлению и семантико-когнитивному описанию базовых лексем в тюркских языках Сибири, включённых в концептуальное пространство счастье. Выделенные рамки рассмотрения объекта исследования, именуемые как концептуальное пространство, мы понимаем как совокупность (или понятийное содержание) множества взаимосвязанных лингвокультурологических сущностей, представляющих собой определённую целостность в концептосфере языка и, в частности, в сознании языковой личности. Материалом для статьи послужили данные двуязычных словарей исследуемых языков, как понятийные составляющие концептуального пространства счастье. Выявлено, что большинство рассмотренных нами лексем, репрезентирующих концепт счастье, имеют монгольское происхождение: як.: дьол / тоф.: чол / сойот.: ҷол; тув.: кежик, аас-кежик / алт.: кäжик / шор.: кешик; хак.: чырғал / тоф.: чыргал / кирг.: жыргал / алт.: jыргал и др. Значимыми аспектами счастья являются успех / удача / везение, выражаемые также монгольскими заимствованиями: алт.: мöр / хак.: мöрій; благополучие, наслаждение: тув. чыргал / хак.: чырғал. Шорский, тофаларский и алтайский эквиваленты данной лексемы показывают семантическое изменение в сторону понятий «обилие пищи», «веселье», «пир», «угощение». Межъязыковые эквиваленты лексики анализируется с точки зрения этимологической трансформации семантики и выявляются их универсальные и отличительные фрагменты. Часто отсутствие счастья или удачи (тув.: аас-кежик чок «несчастливый»; хак.: талаан чох / часка чох «несчастливый»; алт.: ырыс jок «несчастный») заметно сближается с понятием судьбы (участи, доли). Концептуальное пространство счастье в сибирских тюркских языках, как и в других разноструктурных языках, представляет собой сложное и многослойное образование, не имеющее чётких границ. Ключевые слова: сибирские тюркские языки, монгольское заимствование, словарная дефиниция, счастье, концептуальное пространство, лексема | 777 | ||||
| 8 | Хакасский язык, как и другие сибирские тюркские языки, отличается изобилием монгольских заимствований, что является отражением различных многовековых контактов их носителей. Тексты героических сказаний сохраняют наибольшее количество таких слов, в том числе вышедших из активного употребления. Опираясь на семантические, морфологические, фонетические и этимологические критерии выделения монгольской заимствованной лексики, описанные в трудах известных лингвистов-типологов Э. В. Севортяна, В. И. Рассадина, Б. И. Татаринцева, А. В. Дыбо и др., удалось выявить монголизмы в тексте хакасского героического сказания «Албынчы». Однако вопрос монгольского происхождения некоторых из них пока еще остается открытым. Анализируются девять наиболее частотных в языке героических сказаний-лексем с функционально-семантических, этимологических и сравнительных позиций, из них четыре лексемы употребляются в современном хакасском языке в несколько трансформированном семантическом варианте. Материалом послужили примеры, транслирующие реализацию монгольских заимствований, собранные из героического сказания «Албынчы», а также для их анализа привлечены данные из лексикографических источников. Выявлено, что все рассмотренные монгольские заимствования бытуют не только в хакасском языке, но и в других тюркских языках Сибири, в том числе в кыргызском. Однако если некоторые из этих слов сохранились только в хакасских текстах героических сказаний и в Хакасско-русском словаре (2006), то их аналоги используются в активной лексике других языков, например: арға «1) сила, ловкость; 2) способ, средство, прием». Также установлено, что многозначные монгольские слова перешли в хакасский (и в другие тюркские сибирские, а также кыргызский), как правило, лишь в первичных значениях; некоторые из них получили развитие переносного значения в современном хакасском языке, например, хуйах «защита; интуиция». В семантико-функциональном плане предложения с монголизмами не отличаются особым разнообразием синтаксических связей, поскольку в них встроены активные клишированные выражения. Семантика и фонетический облик рассмотренных монголизмов в хакасском языке не обнаруживают значительных изменений. Ключевые слова: хакасский язык, героическое сказание «Албынчы», монгольские заимствования, лексема, этимология, семантика, функционирование | 435 | ||||
| 9 | Тематическая группа животноводческой/скотоводческой лексики в тюркских и монгольских языках представляет собой обширный пласт лексической системы языка, к ней относятся слова, именующие домашних животных и характеризующие их пол, возраст, породу, окрас, корм, части тела, территории и формы содержания и выпаса скота и т. д. В классификационной системе эти слова включаются в отдельные семантические подгруппы. Наиболее богатую группу составляют наименования животных, выражающие их половозрастные признаки. Актуальность изучения данного пласта лексики обусловлена тем, что в связи с развитием современных технологий сужается некогда богатый состав животноводческой лексики, тем самым встречается немало слов, перешедших в область архаизмов, в частности наименования конной упряжи. Относительно лошади – верного помощника кочевника – с древнейших времен тюркские и монгольские народы выработали разветвленную сеть терминологии. На примере хакасского языка мы показали, что в данной среде активно действуют сложные слова, представленные сочетанием общего наименования с определяющим словом, например, улуғ мал «крупный скот», іргек сосха «боров, свинья-самец», ине хой «овцематка; букв. мать овца»; сібет адай «моська; букв. карликовая собака» и т. д. Также обозначение определенных видов домашних животных достигается путем сочетания базовых терминов с прилагательными, причастиями, субстантивированными существительными. В качестве языкового материала по монгольским и тюркским языкам привлекались данные двуязычных словарей, а также этимологические сведения о конкретных терминах, содержащиеся в работах известных лингвистов-типологов. Ключевые слова: животноводческая лексика, хакасский, тюркские, монгольские, языки, семантика, сопоставление | 239 | ||||